Эй, Саурон...
По моим данным, это произведение в России лицензировано не было. Просто хочу поделиться с друзьями историей, ни на что не претендую.
читать дальше
Сегодня Койот хочет прополоскать горло, так что идет в бар Джоуи, знаете, на углу Палм и Грассо, напротив "Миссии Людей", и кладет на прилавок крупинку золота, но Джоуи, - он не хочет его обслуживать.
- Значит, больше не обслуживаешь краснокожих? - спрашивает его Койот.
- В последний раз, когда ты пришел со своим золотом, оно превратилось в дерьмо у меня в руках, - вот, что говорит ему Джоуи. Он указывает на Ролекс на запястье Койота. - Но вот это я приму. Бартер и все такое.
Койот сребет морду и притворяется, что ему надо это обдумать.
- Давай мне двадцать пять долларов, - говорит он. - Эти красивей настоящих.
- Дам пятнадцать наличными и пива.
- А как насчет бутылочки виски?
Итак, Койот выходит из бара Джоуи, и на запястье его не хватает Ролексов, но зато в руке у него появилась бутылка "Джека", и прямо сейчас он видит Альберта, сидящего на углу прямо на земле, прислонившись спиной к кирпичной стене, и вытянувшего ноги поперек тротуара так, что вам пришлось бы их перешагивать, вздумай вы его миновать.
- Эй, Альберт, - говорит Койот. - Что за дела?
- Джоуи меня больше не обслуживает.
- Это потому что ты из местных?
- Н-не. У меня денег нет.
Так что Койот предлагает ему своего виски.
- Глотни, побалуйся, - говорит он великодушно, потому что купил Ролексы за два доллара и они все равно не работали.
- Спасибо, но я пас, - отвечает ему Альберт. - Похоже, мне был знак. Если я сижу без денег, значит должен бросить.
Койот трясет головой и отхлебывает из горлышка.
- Ну ты сумасшедший индеец, - говорит он.
Он любит свое виски, этот Койот. Оно гладко идет и добавляет блеска в глаза. Может, когда он достаточно выпьет, он припомнит добрые времена и улыбнется, может потеряет последний умишко и полезет в драку с фонарным столбом, как делал раньше.
Но одно он знает, есть у него деньги или нет, со знаками это ничего общего не имеет. По крайней мере, в его случае точно.
Но нехватка денег и для Альберта на деле не примета, это стиль жизни.
Альберт - он такой же, как и все мы, краснокожие. Остались в резервации - и сами не знаем, почему. Перебрались в город, и не знаем, почему. Все еще живы - и не знаем, почему. Но Альберт, он помнит, как все было иначе. Он слушал истории своей бабушки, впитывал их, как изголодавшаяся от долгой засухи пыль впитывает дождь. Он и сам рассказывает истории, или части историй, не закрывая рта всю ночь напролет, если вы готовы его слушать.
В историях Альберта всегда присутствует Койот, неважно, создавая их или просто проходя мимо в чьей-нибудь сплетне. Иногда Койот - он сам, иногда - Альберт, иногда кто-то еще. Будто и не Койот продал Ролекс и набрел на него у бара Джоуи в тот день, а Билли Яджи. Может десять лет тому назад Билли стоял под бирюзовым небом неподалеку от Паучьей Скалы, глядя вверх, долго глядя, прежде, чем повернуться спиной, пойти к ближайшей автостраде, выставить палец и не оборачиваться, пока не будет слишком поздно. Проснуться однажды утром и обнаружить, что все, что он знал, ушло, и он не может найти пути назад.
А, этот Билли, этот темный индеец, он как дубленый. Вы жмете ему руку - и это все равно что поздороваться с ковбойским сапогом. Он знает кое-какие старые песни и у него хороший голос, сильный, - спросите кого хотите. Он бил в барабан для танцоров у себя дома, но сейчас у него слишком трясутся руки, как он говорит. И поет он теперь тоже нечасто. Он такой же, как остальные наши - зависает в парке Фицженри, шатается по улицам, спит в скверах, потому что в "Миссии Людей" не хватает коек. Мы хорошо делаем стоические лица, но посмотрите нам в глаза, может, захватите врасплох, и увидите, что мы ничего не забываем. Просто чаще всего мы не хотим вспоминать.
Койот, он временами не особо умен. Однажды он ввязался в драку с байкером и орал, что собирается поиграть в "посчитай удары", как его братья с равнин, пустил того байкера через всю улицу, да только у байкера был большой охотничий нож с рукоятью из ореха, и этим ножом тот отрезал Койоту башку. Короче говоря, Койот остаток дня потратил бегая вокруг и пытаясь найти кого-нибудь, чтобы снова пришили ему голову на место.
- Этот Койот, - сказал Джимми Колдуотер, - вечно теряет голову то от одного, то от другого.
И хохотали же мы, скажу я вам.
Но Альберт к приметам относится серьезно. Вы увидите, что он все еще пьет, но теперь пьет кофе черный, как вороново крыло, или что-то вроде чая, сделанного из каких-то высушенных на солнце сорняков с окрестных пустырей, который заваривает себе в жестянке. Он сейчас живет на заброшенной фабрике, и есть у него стена, на которую он клеит перья и кости. Ничего особенного, ни орлиных крыльев, ни медвежьих челюстей, ни волчьих черепов, - просто что может найти. Голубиные перья, вороньи, крысиные кости, птичьи кости, ожерелье из мышиных черепов, нанизанных на проволоку, прутики, пучки травы, погремушки, которые он делает из бутылок и банок.
Он рисует фигуры на своей стене в промежутках между барахлом. Буревестник. Медведь. Черепаха. Ворон.
Все понемногу начинают соглашаться, что Альберт сумасшедший индеец.
Теперь, когда у него завелись деньги, он покупает на них еду и раздает. Иногда он идет через Палм Стрит, где работают краснокожие девушки, и дает им денег с просьбой взять отгул на ночь. Иногда они просто берут деньги и смеются, прыгая в очередную подъезжающую машину, но иногда они берут деньги и садятся в кофейне у окна, пьют свой кофе и смотрят туда, где им не нужно быть одну ночь.
И он никогда не перестает рассказывать.
- Вот, что мы все такое, - говорит он мне однажды. Альберт улыбается, улыбаются его губы, улыбаются глаза, но я знаю, что он не шутит, говоря мне это.
- Просто истории. Ты и я, все остальные, мы просто пачка историй, и то, что это за истории, делает нас тем, что мы есть. Что белые, что краснокожие - все одно. То же для племени, города, национальности, мира - все одно. Это истории, и то, как они собираются вместе, говорит нам, кто и что, и где мы.
- Нам надо перестать забывать и вернуться к воспоминаниям. Нам надо прекратить просить о вещах, прекратить ждать, что люди дадут нам вещи, которые, как мы думаем, нам нужны. Все, что нам действительно нужно - это истории. Если будут истории, они дадут нам то, чего никто больше дать не сможет, что только мы сами можем взять для себя самих, потому что нет на свете никого, кто был бы способен вернуть тебе твою гордость. Тебе придется вернуть её самостоятельно.
- Ты теряешь свою гордость и ты теряешь всё. Мы не хотим историй, потому что не хотим вспоминать. Но нам надо сложить плохое с хорошим и снова сделаться целыми, снова сделаться гордыми. Гордый народ никогда не может быть побежден. Он проигрывает битвы, но никогда не проиграет войны, потому что для того. чтобы заставить его проиграть войну, тебе придется убить всех и каждого из них, каждого, в ком течет хоть капля крови. И даже тогда истории будут продолжаться. Просто не останется краснокожих, чтобы слушать их.
Койот всегда влипает в передряги. Однажды он сидел на лавочке в парке, читал газету, а этот коп начал наезжать на девчонку-индеанку, стал трясти понтами и цепляться. Койот в тот день почувствовал себя рыцарем, как будто в фильме белых, и полез в драку с копом. Его здорово отделали, а потом приехали еще копы и забрали его, сунули в каталажку.
Суд превратил Койота в мышь на год, так что у Койота остались его кривая усмешка, острая морда, длинные уши и пушистый хвост, но он стал так мал, что умещался на ладони.
- Неважно насколько маленьким вы меня сделаете, - сказал Койот на суде, - я все еще остаюсь Койотом.
Альберт теперь такой серьезный. Он вышел из каталажки и теперь вернулся к жизни на фабрике. Дети растащили ту его стену, так что он вернулся восстанавливать её, делиться едой и заваривать чай и помогать индейским девушкам, когда может, вернулся к своим рассказам. Кое-кто начал думать о нем как о шамане и называть его старым именем кикаха.
Дэн Уайтдак перевел это имя для Билли Яджи, но Билли был не совсем уверен, что он расслышал верно. "Know-More-Truth" или "No-More-Truth"?
- Ты пишешь его через К или как? - спросил Билли Альберта."
- Тебе выбирать, как ты хочешь его писать, - ответил Альберт.
Билли выучил произношение этого старого имени и стал пользоваться им, говоря об Альберте. Многие стали. Но большинство из нас просто продолжало звать его Альбертом.
Однажды Койот решил, что он хочет пау-вау, так что он выкинул мусор со своего пустыря, сделал круг и развел огонь. Люди пришли, но никто больше не знал песен, никто не знал, как надо бить в барабан для танцоров, никто не знал движений. Все просто стояли вокруг, глядя друг на друга с каким-то тупым ощущением, пока Койот не начал петь: "Я-ха-хэй, я-ха-хэй", и не пошел по кругу, притопывая, пиная пыль и грязь.
Видя, как Койот валяет дурака, люди стали смеяться.
- Это ты здесь сумасшедший индеец! - крикнула ему Энджи Кроу, и народ захохотал еще сильней, кивая в знак согласия, указывая на Койота, пока он танцевал и танцевал по кругу.
Но Джимми Колдуотер подобрал палку и пошел к барабану, сделанному Койотом. Это была просто большая металлическая труба, подобранная на свалке, которую Койот обтянул кожей, и кто знает, что это была за кожа и где он ее взял - никто не спрашивал. Джимми стукнул по коже, смех угас, а взгляды повернулись к нему, и Джимми снова ударил в барабан. Вскоре он поймал ритм танца Койота, а вслед за ним Дэн Уайтдак тоже взял палку и присоединился к Джимми за барабаном.
Билли Яджи подхватил песню Койота, но запел о Паучьей Скале и бирюзовом небе, а остальные слышали что-то свое, слышали истории, которые хотели слышать. Были и другие барабанщики, были и другие танцоры, и ночь закончилась прежде, чем кто-то успел заметить, и рассвет ткнулся в крышу заброшенной фабрики, думая "сумасшедшие индейцы". Люди лежали и сидели вокруг, если лепешки, припасенные Койотом, и пили чай, вымотанные, но что-то в их сердцах чувствовалось очень полным.
- Это был хороший пау-вау, - сказал Койот.
Энджи кивнула. Она сидела рядом с Койотом вся потная и разгоряченная, и никогда раньше она еще не выглядела так хорошо.
- Ага, - ответила она, - мы должны его повторить.
После той ночи мы стали регулярно собираться на пау-вау один, иногда два раза в месяц. Кое-кто из индейцев начал делать одеяния для танца, навещать резервации и спрашивать стариков о движениях и песнях. Мы почувствовали себя едиными, маленьким племенем, живущим тут в игнании среди руин разрушенных многоквартирок и заброшенных зданий. Так вышло, что мы начали припоминать кое-какие из своих историй и передавать их вместо того, чтобы передавать бутылку. Так вышло, что у нас нашлось что-то, чем можно гордиться.
Некоторые из нас нашли работу. Некоторые силились перелезть эту стенку, но продолжали падать. Некоторые из нас возвращались в дома, которые с трудом могли вспомнить. Некоторые из нас приходили из домов, где не могли жить, где не могли даже дышать, и дрейфовали то там то тут, пока не присоединялись к нашему племени, которое Альберт помог нам обрести.
И даже если Альберта больше нет, истории все равно продолжаются. Они должны продолжаться, это все, что я знаю. Я рассказываю их при каждом удобном случае.
Смотрите, этот Койот снова вляпался, этот Койот всегда попадает в передряги - это вы уже знаете, также, как и я. И пока он в тюрьме, он видит, что там тоже есть племена, такие же. как снаружи. Белые племена, черные племена, желтые, красные. Он наконец понимает, наконец осознает, что наверное не может быть всего одного племени, но это не значит, что нам нужно перестать стараться.
Но даже в тюрьме этот Койот не может не вляпаться и однажды он ввязывается в еще одну драку и снова получает ножом, но на этот раз он думает, что вероятно умрет.
- Альберт, - говорит Койот, - Это я сумасшедший индеец. Я никогда не усвою, так ведь?
- Может не на этот раз, - говорит Альберт, держа голову Койота и вытирая дорожку крови, струящуюся из уголка его рта к подбородку. - Но поэтому ты и Койот. Колесо повернется и у тебя будет другой шанс
Койот пытается быть храбрым, но он слабеет и болит рана, перерезающая его грудь до костей и перерезающая нить, что связывает его с этой историей.
- Есть одна вещь, которую я должен помнить, - говорит Койот, - но я не могу ее найти. Я не могу вспомнить ее истории...
- Неважно, насколько маленьким они пытаются тебя сделать, - напоминает Альберт. - Ты все еще остаешься Койотом.
- Я-ха-хэй, - говорит Койот. - Теперь я вспомнил.
И тогда Койот улыбается и позволяет боли унести себя в другую историю.
ЧАРЛЬЗ ДЕ ЛИНТ
Истории Койота
Истории Койота
С четырех сторон дуют сакральные ветры
Мы стоим в центре
Каждое утро пробуждает еще один шанс
Сделать нашу жизнь чуть-чуть лучше.
-- Кия Хартвуд,
из "Пожелания Добра"
Мы стоим в центре
Каждое утро пробуждает еще один шанс
Сделать нашу жизнь чуть-чуть лучше.
-- Кия Хартвуд,
из "Пожелания Добра"
читать дальше
Сегодня Койот хочет прополоскать горло, так что идет в бар Джоуи, знаете, на углу Палм и Грассо, напротив "Миссии Людей", и кладет на прилавок крупинку золота, но Джоуи, - он не хочет его обслуживать.
- Значит, больше не обслуживаешь краснокожих? - спрашивает его Койот.
- В последний раз, когда ты пришел со своим золотом, оно превратилось в дерьмо у меня в руках, - вот, что говорит ему Джоуи. Он указывает на Ролекс на запястье Койота. - Но вот это я приму. Бартер и все такое.
Койот сребет морду и притворяется, что ему надо это обдумать.
- Давай мне двадцать пять долларов, - говорит он. - Эти красивей настоящих.
- Дам пятнадцать наличными и пива.
- А как насчет бутылочки виски?
Итак, Койот выходит из бара Джоуи, и на запястье его не хватает Ролексов, но зато в руке у него появилась бутылка "Джека", и прямо сейчас он видит Альберта, сидящего на углу прямо на земле, прислонившись спиной к кирпичной стене, и вытянувшего ноги поперек тротуара так, что вам пришлось бы их перешагивать, вздумай вы его миновать.
- Эй, Альберт, - говорит Койот. - Что за дела?
- Джоуи меня больше не обслуживает.
- Это потому что ты из местных?
- Н-не. У меня денег нет.
Так что Койот предлагает ему своего виски.
- Глотни, побалуйся, - говорит он великодушно, потому что купил Ролексы за два доллара и они все равно не работали.
- Спасибо, но я пас, - отвечает ему Альберт. - Похоже, мне был знак. Если я сижу без денег, значит должен бросить.
Койот трясет головой и отхлебывает из горлышка.
- Ну ты сумасшедший индеец, - говорит он.
Он любит свое виски, этот Койот. Оно гладко идет и добавляет блеска в глаза. Может, когда он достаточно выпьет, он припомнит добрые времена и улыбнется, может потеряет последний умишко и полезет в драку с фонарным столбом, как делал раньше.
Но одно он знает, есть у него деньги или нет, со знаками это ничего общего не имеет. По крайней мере, в его случае точно.
Но нехватка денег и для Альберта на деле не примета, это стиль жизни.
Альберт - он такой же, как и все мы, краснокожие. Остались в резервации - и сами не знаем, почему. Перебрались в город, и не знаем, почему. Все еще живы - и не знаем, почему. Но Альберт, он помнит, как все было иначе. Он слушал истории своей бабушки, впитывал их, как изголодавшаяся от долгой засухи пыль впитывает дождь. Он и сам рассказывает истории, или части историй, не закрывая рта всю ночь напролет, если вы готовы его слушать.
В историях Альберта всегда присутствует Койот, неважно, создавая их или просто проходя мимо в чьей-нибудь сплетне. Иногда Койот - он сам, иногда - Альберт, иногда кто-то еще. Будто и не Койот продал Ролекс и набрел на него у бара Джоуи в тот день, а Билли Яджи. Может десять лет тому назад Билли стоял под бирюзовым небом неподалеку от Паучьей Скалы, глядя вверх, долго глядя, прежде, чем повернуться спиной, пойти к ближайшей автостраде, выставить палец и не оборачиваться, пока не будет слишком поздно. Проснуться однажды утром и обнаружить, что все, что он знал, ушло, и он не может найти пути назад.
А, этот Билли, этот темный индеец, он как дубленый. Вы жмете ему руку - и это все равно что поздороваться с ковбойским сапогом. Он знает кое-какие старые песни и у него хороший голос, сильный, - спросите кого хотите. Он бил в барабан для танцоров у себя дома, но сейчас у него слишком трясутся руки, как он говорит. И поет он теперь тоже нечасто. Он такой же, как остальные наши - зависает в парке Фицженри, шатается по улицам, спит в скверах, потому что в "Миссии Людей" не хватает коек. Мы хорошо делаем стоические лица, но посмотрите нам в глаза, может, захватите врасплох, и увидите, что мы ничего не забываем. Просто чаще всего мы не хотим вспоминать.
Койот, он временами не особо умен. Однажды он ввязался в драку с байкером и орал, что собирается поиграть в "посчитай удары", как его братья с равнин, пустил того байкера через всю улицу, да только у байкера был большой охотничий нож с рукоятью из ореха, и этим ножом тот отрезал Койоту башку. Короче говоря, Койот остаток дня потратил бегая вокруг и пытаясь найти кого-нибудь, чтобы снова пришили ему голову на место.
- Этот Койот, - сказал Джимми Колдуотер, - вечно теряет голову то от одного, то от другого.
И хохотали же мы, скажу я вам.
Но Альберт к приметам относится серьезно. Вы увидите, что он все еще пьет, но теперь пьет кофе черный, как вороново крыло, или что-то вроде чая, сделанного из каких-то высушенных на солнце сорняков с окрестных пустырей, который заваривает себе в жестянке. Он сейчас живет на заброшенной фабрике, и есть у него стена, на которую он клеит перья и кости. Ничего особенного, ни орлиных крыльев, ни медвежьих челюстей, ни волчьих черепов, - просто что может найти. Голубиные перья, вороньи, крысиные кости, птичьи кости, ожерелье из мышиных черепов, нанизанных на проволоку, прутики, пучки травы, погремушки, которые он делает из бутылок и банок.
Он рисует фигуры на своей стене в промежутках между барахлом. Буревестник. Медведь. Черепаха. Ворон.
Все понемногу начинают соглашаться, что Альберт сумасшедший индеец.
Теперь, когда у него завелись деньги, он покупает на них еду и раздает. Иногда он идет через Палм Стрит, где работают краснокожие девушки, и дает им денег с просьбой взять отгул на ночь. Иногда они просто берут деньги и смеются, прыгая в очередную подъезжающую машину, но иногда они берут деньги и садятся в кофейне у окна, пьют свой кофе и смотрят туда, где им не нужно быть одну ночь.
И он никогда не перестает рассказывать.
- Вот, что мы все такое, - говорит он мне однажды. Альберт улыбается, улыбаются его губы, улыбаются глаза, но я знаю, что он не шутит, говоря мне это.
- Просто истории. Ты и я, все остальные, мы просто пачка историй, и то, что это за истории, делает нас тем, что мы есть. Что белые, что краснокожие - все одно. То же для племени, города, национальности, мира - все одно. Это истории, и то, как они собираются вместе, говорит нам, кто и что, и где мы.
- Нам надо перестать забывать и вернуться к воспоминаниям. Нам надо прекратить просить о вещах, прекратить ждать, что люди дадут нам вещи, которые, как мы думаем, нам нужны. Все, что нам действительно нужно - это истории. Если будут истории, они дадут нам то, чего никто больше дать не сможет, что только мы сами можем взять для себя самих, потому что нет на свете никого, кто был бы способен вернуть тебе твою гордость. Тебе придется вернуть её самостоятельно.
- Ты теряешь свою гордость и ты теряешь всё. Мы не хотим историй, потому что не хотим вспоминать. Но нам надо сложить плохое с хорошим и снова сделаться целыми, снова сделаться гордыми. Гордый народ никогда не может быть побежден. Он проигрывает битвы, но никогда не проиграет войны, потому что для того. чтобы заставить его проиграть войну, тебе придется убить всех и каждого из них, каждого, в ком течет хоть капля крови. И даже тогда истории будут продолжаться. Просто не останется краснокожих, чтобы слушать их.
Койот всегда влипает в передряги. Однажды он сидел на лавочке в парке, читал газету, а этот коп начал наезжать на девчонку-индеанку, стал трясти понтами и цепляться. Койот в тот день почувствовал себя рыцарем, как будто в фильме белых, и полез в драку с копом. Его здорово отделали, а потом приехали еще копы и забрали его, сунули в каталажку.
Суд превратил Койота в мышь на год, так что у Койота остались его кривая усмешка, острая морда, длинные уши и пушистый хвост, но он стал так мал, что умещался на ладони.
- Неважно насколько маленьким вы меня сделаете, - сказал Койот на суде, - я все еще остаюсь Койотом.
Альберт теперь такой серьезный. Он вышел из каталажки и теперь вернулся к жизни на фабрике. Дети растащили ту его стену, так что он вернулся восстанавливать её, делиться едой и заваривать чай и помогать индейским девушкам, когда может, вернулся к своим рассказам. Кое-кто начал думать о нем как о шамане и называть его старым именем кикаха.
Дэн Уайтдак перевел это имя для Билли Яджи, но Билли был не совсем уверен, что он расслышал верно. "Know-More-Truth" или "No-More-Truth"?
- Ты пишешь его через К или как? - спросил Билли Альберта."
- Тебе выбирать, как ты хочешь его писать, - ответил Альберт.
Билли выучил произношение этого старого имени и стал пользоваться им, говоря об Альберте. Многие стали. Но большинство из нас просто продолжало звать его Альбертом.
Однажды Койот решил, что он хочет пау-вау, так что он выкинул мусор со своего пустыря, сделал круг и развел огонь. Люди пришли, но никто больше не знал песен, никто не знал, как надо бить в барабан для танцоров, никто не знал движений. Все просто стояли вокруг, глядя друг на друга с каким-то тупым ощущением, пока Койот не начал петь: "Я-ха-хэй, я-ха-хэй", и не пошел по кругу, притопывая, пиная пыль и грязь.
Видя, как Койот валяет дурака, люди стали смеяться.
- Это ты здесь сумасшедший индеец! - крикнула ему Энджи Кроу, и народ захохотал еще сильней, кивая в знак согласия, указывая на Койота, пока он танцевал и танцевал по кругу.
Но Джимми Колдуотер подобрал палку и пошел к барабану, сделанному Койотом. Это была просто большая металлическая труба, подобранная на свалке, которую Койот обтянул кожей, и кто знает, что это была за кожа и где он ее взял - никто не спрашивал. Джимми стукнул по коже, смех угас, а взгляды повернулись к нему, и Джимми снова ударил в барабан. Вскоре он поймал ритм танца Койота, а вслед за ним Дэн Уайтдак тоже взял палку и присоединился к Джимми за барабаном.
Билли Яджи подхватил песню Койота, но запел о Паучьей Скале и бирюзовом небе, а остальные слышали что-то свое, слышали истории, которые хотели слышать. Были и другие барабанщики, были и другие танцоры, и ночь закончилась прежде, чем кто-то успел заметить, и рассвет ткнулся в крышу заброшенной фабрики, думая "сумасшедшие индейцы". Люди лежали и сидели вокруг, если лепешки, припасенные Койотом, и пили чай, вымотанные, но что-то в их сердцах чувствовалось очень полным.
- Это был хороший пау-вау, - сказал Койот.
Энджи кивнула. Она сидела рядом с Койотом вся потная и разгоряченная, и никогда раньше она еще не выглядела так хорошо.
- Ага, - ответила она, - мы должны его повторить.
После той ночи мы стали регулярно собираться на пау-вау один, иногда два раза в месяц. Кое-кто из индейцев начал делать одеяния для танца, навещать резервации и спрашивать стариков о движениях и песнях. Мы почувствовали себя едиными, маленьким племенем, живущим тут в игнании среди руин разрушенных многоквартирок и заброшенных зданий. Так вышло, что мы начали припоминать кое-какие из своих историй и передавать их вместо того, чтобы передавать бутылку. Так вышло, что у нас нашлось что-то, чем можно гордиться.
Некоторые из нас нашли работу. Некоторые силились перелезть эту стенку, но продолжали падать. Некоторые из нас возвращались в дома, которые с трудом могли вспомнить. Некоторые из нас приходили из домов, где не могли жить, где не могли даже дышать, и дрейфовали то там то тут, пока не присоединялись к нашему племени, которое Альберт помог нам обрести.
И даже если Альберта больше нет, истории все равно продолжаются. Они должны продолжаться, это все, что я знаю. Я рассказываю их при каждом удобном случае.
Смотрите, этот Койот снова вляпался, этот Койот всегда попадает в передряги - это вы уже знаете, также, как и я. И пока он в тюрьме, он видит, что там тоже есть племена, такие же. как снаружи. Белые племена, черные племена, желтые, красные. Он наконец понимает, наконец осознает, что наверное не может быть всего одного племени, но это не значит, что нам нужно перестать стараться.
Но даже в тюрьме этот Койот не может не вляпаться и однажды он ввязывается в еще одну драку и снова получает ножом, но на этот раз он думает, что вероятно умрет.
- Альберт, - говорит Койот, - Это я сумасшедший индеец. Я никогда не усвою, так ведь?
- Может не на этот раз, - говорит Альберт, держа голову Койота и вытирая дорожку крови, струящуюся из уголка его рта к подбородку. - Но поэтому ты и Койот. Колесо повернется и у тебя будет другой шанс
Койот пытается быть храбрым, но он слабеет и болит рана, перерезающая его грудь до костей и перерезающая нить, что связывает его с этой историей.
- Есть одна вещь, которую я должен помнить, - говорит Койот, - но я не могу ее найти. Я не могу вспомнить ее истории...
- Неважно, насколько маленьким они пытаются тебя сделать, - напоминает Альберт. - Ты все еще остаешься Койотом.
- Я-ха-хэй, - говорит Койот. - Теперь я вспомнил.
И тогда Койот улыбается и позволяет боли унести себя в другую историю.
-
-
01.09.2013 в 23:01У вас хорошо получилось)